Неточные совпадения
— Вот тут, через три дома, — хлопотал он, — дом Козеля, немца,
богатого… Он теперь, верно, пьяный, домой пробирался. Я его знаю… Он пьяница… Там у него семейство, жена, дети,
дочь одна есть. Пока еще в больницу тащить, а тут, верно, в доме же доктор есть! Я заплачу, заплачу!.. Все-таки уход будет свой, помогут сейчас, а то он умрет до больницы-то…
— А знаешь, — здесь Лидия Варавка живет, дом купила. Оказывается — она замужем была, овдовела и — можешь представить? — ханжой стала, занимается религиозно-нравственным возрождением народа, это —
дочь цыганки и Варавки! Анекдот, брат, — верно?
Богатая дама. Ее тут обрабатывает купчиха Зотова, торговка церковной утварью, тоже, говорят, сектантка, но — красивейшая бабища…
Она рассказала, что в юности дядя Хрисанф был политически скомпрометирован, это поссорило его с отцом,
богатым помещиком, затем он был корректором, суфлером, а после смерти отца затеял антрепризу в провинции. Разорился и даже сидел в тюрьме за долги. Потом режиссировал в частных театрах, женился на
богатой вдове, она умерла, оставив все имущество Варваре, ее
дочери. Теперь дядя Хрисанф живет с падчерицей, преподавая в частной театральной школе декламацию.
— Нет, он вообще веселый, но дома выдерживает стиль. У него нелады с женой, он женат. Она очень
богатая,
дочь фабриканта. Говорят — она ему денег не дает, а он — ленив, делами занимается мало, стишки пишет, статейки в «Новом времени».
Женат же был на одной из высшего света, но не так
богатой, Фанариотовой, и имел от нее сына и
дочь.
Вспоминая вчерашний вечер, проведенный у Корчагиных,
богатых и знаменитых людей, на
дочери которых предполагалось всеми, что он должен жениться, он вздохнул и, бросив выкуренную папироску, хотел достать из серебряного портсигара другую, но раздумал и, спустив с кровати гладкие белые ноги, нашел ими туфли, накинул на полные плечи шелковый халат и, быстро и тяжело ступая, пошел в соседнюю с спальней уборную, всю пропитанную искусственным запахом элексиров, одеколона, фиксатуаров, духов.
Отношения его к зятю были немного странные: во-первых, он ничего не дал за
дочерью, кроме дома и
богатого приданого; во-вторых, он не выносил присутствия зятя, над которым смеялся в глаза и за глаза, может быть, слишком жестоко.
В результате оказалось, конечно, то, что заводское хозяйство начало хромать на обе ноги, и заводы, по всей вероятности, пошли бы с молотка Но счастливый случай спас их: в половине сороковых годов владельцу Шатровских заводов, Александру Привалову, удалось жениться на
дочери знаменитого богача-золотопромышленника Павла Михайлыча Гуляева.
Колпаков был один из самых
богатых золотопромышленников; он любил развернуться во всю ширь русской натуры, но скоро разорился и умер в нищете, оставив после себя нищими жену Павлу Ивановну и
дочь Катю.
— Отчего же он не остановился у Бахаревых? — соображала Заплатина, заключая свои кости в корсет. — Видно, себе на уме… Все-таки сейчас поеду к Бахаревым. Нужно предупредить Марью Степановну… Вот и партия Nadine. Точно с неба жених свалился! Этакое счастье этим
богачам: своих денег не знают куда девать, а тут, как снег на голову, зять миллионер… Воображаю: у Ляховского
дочь, у Половодова сестра, у Веревкиных
дочь, у Бахаревых целых две… Вот извольте тут разделить между ними одного жениха!..
— Положим, в
богатом семействе есть сын и
дочь, — продолжала она дрогнувшим голосом. — Оба совершеннолетние… Сын встречается с такой девушкой, которая нравится ему и не нравится родителям;
дочь встречается с таким человеком, который нравится ей и которого ненавидят ее родители. У него является ребенок… Как посмотрят на это отец и мать?
Софья Ивановна была из «сироток», безродная с детства,
дочь какого-то темного дьякона, взросшая в
богатом доме своей благодетельницы, воспитательницы и мучительницы, знатной генеральши-старухи, вдовы генерала Ворохова.
Бросить невесту, несравненную красоту, Катерину Ивановну,
богатую, дворянку и полковничью
дочь, и жениться на Грушеньке, бывшей содержанке старого купчишки, развратного мужика и городского головы Самсонова.
Недели через две от этого помещика Лежёнь переехал к другому, человеку
богатому и образованному, полюбился ему за веселый и кроткий нрав, женился на его воспитаннице, поступил на службу, вышел в дворяне, выдал свою
дочь за орловского помещика Лобызаньева, отставного драгуна и стихотворца, и переселился сам на жительство в Орел.
Дальше, дети, глупость; и это, пожалуй, глупость; можно, дети, и влюбляться можно, и жениться можно, только с разбором, и без обмана, без обмана, дети. Я вам спою про себя, как я выходила замуж, романс старый, но ведь и я старуха. Я сижу на балконе, в нашем замке Дальтоне, ведь я шотландка, такая беленькая, белокурая; подле лес и река Брингал; к балкону, конечно, тайком, подходит мой жених; он бедный, а я
богатая,
дочь барона, лорда; но я его очень люблю, и я ему пою...
Видишь, твоей матери было нужно, чтобы ты была образованная: ведь она брала у тебя деньги, которые ты получала за уроки; ведь она хотела, чтоб ее
дочь поймала
богатого зятя ей, а для этого ей было нужно, чтобы ты была образованная.
Стыдлива ты? Стыдливость-то к лицу
Богатенькой. Вот так всегда у бедных:
Что надо — нет, чего не надо — много.
Иной
богач готов купить за деньги
Для
дочери стыдливости хоть малость,
А нам она не ко двору́ пришла.
Зато сестру одевали как куколку и приготовляли
богатое приданое. Старались делать последнее так, чтоб все знали, что в таком-то доме есть
богатая невеста. Кроме того, матушка во всеуслышанье объявляла, что за
дочерью триста незаложенных душ и надежды в будущем.
Дед мой, гвардии сержант Порфирий Затрапезный, был одним из взысканных фортуною и владел значительными поместьями. Но так как от него родилось много детей — сын и девять
дочерей, то отец мой, Василий Порфирыч, за выделом сестер, вновь спустился на степень дворянина средней руки. Это заставило его подумать о выгодном браке, и, будучи уже сорока лет, он женился на пятнадцатилетней купеческой
дочери, Анне Павловне Глуховой, в чаянии получить за нею
богатое приданое.
Едва
дочерям минуло 14–15 лет, как и их тоже пускают в оборот; матери торгуют ими дома или же отдают их в сожительницы к
богатым поселенцам и надзирателям.
По их толкованию, молодой человек, хорошей фамилии, князь, почти
богатый, дурачок, но демократ и помешавшийся на современном нигилизме, обнаруженном господином Тургеневым, почти не умеющий говорить по-русски, влюбился в
дочь генерала Епанчина и достиг того, что его приняли в доме как жениха.
Среди
богатых, людных семей бьется, как рыба об лед, старуха Мавра, мать Окулка, — другим не работа — праздник, а Мавра вышла на покос с одною
дочерью Наташкой, да мальчонко Тараско при них околачивается.
— Конечно, — на это есть суд, и вы, разумеется, в этом не виноваты. Суд разберет, имела ли Ольга Сергеевна право лишить, по своему завещанию, одну
дочь законного наследства из родового отцовского имения. Но теперь дело и не в этом. Теперь я пришел к вам только затем, чтобы просить вас от имени Лизаветы Егоровны, как ее родственника и
богатого капиталиста, ссудить ее, до раздела, небольшою суммою.
— Да, я имею трех взрослых
дочерей, — стонала сентиментальная сорокалетняя домовладелица. — Одну я выдала за
богатого купца из Астрахани. Он вдовец, но они счастливы. Дворяне
богатые нынче довольно редки; чиновники зависят от места: доходное место, и хорошо; а то и есть нечего; ученые получают содержание небольшое: я решила всех моих
дочерей за купцов отдать.
И возговорит отцу
дочь меньшая, любимая: «Не плачь, не тоскуй, государь мой батюшка родимый; житье мое будет
богатое, привольное: зверя лесного, чуда морского я не испугаюся, буду служить ему верой и правдою, исполнять его волю господскую, а может, он надо мною и сжалится.
Проснулся купец, а вдруг опомниться не может: всю ночь видел он во сне
дочерей своих любезныих, хорошиих и пригожиих, и видел он
дочерей своих старшиих: старшую и середнюю, что они веселым-веселехоньки, а печальна одна
дочь меньшая, любимая; что у старшей и середней
дочери есть женихи
богатые и что сбираются они выйти замуж, не дождавшись его благословения отцовского; меньшая же
дочь любимая, красавица писаная, о женихах и слышать не хочет, покуда не воротится ее родимый батюшка; и стало у него на душе и радошно и не радошно.
Старшим
дочерям гостинцы я сыскал, а меньшой
дочери гостинца отыскать не мог; увидел я такой гостинец у тебя в саду, аленькой цветочик, какого краше нет на белом свете, и подумал я, что такому хозяину
богатому,
богатому, славному и могучему, не будет жалко цветочка аленького, о каком просила моя меньшая
дочь любимая.
Мне также жалко было расставаться с Багровом и со всеми его удовольствиями, с удочкой, с ястребами, которыми только что начинали травить, а всего более — с мохноногими и двухохлыми голубями, которых две пары недавно подарил мне Иван Петрович Куроедов,
богатый сосед тетушки Аксиньи Степановны, сватавшийся к ее
дочери, очень красивой девушке, но еще слишком молодой.
— Нет, позвольте, не перебивайте меня: вы прежде поднимете всем этим на фуфу предводителя, и пока он будет почитать вас
богачом, вы женитесь на его
дочери и тогда, взявши за ней ее приданое, в самом деле разбогатеете.
Исправник толстый-претолстый, и две
дочери у него были замужем, а и тот с зятьями своими тут же заодно пыхтит, как сом, и пятками месит, а гусар-ремонтер, ротмистр
богатый и собой молодец, плясун залихватский, всех ярче действует: руки в боки, а каблуками навыверт стучит, перед всеми идет — козырится, взагреб валяет, а с Грушей встренется — головой тряхнет, шапку к ногам ее ронит и кричит: «Наступи, раздави, раскрасавица!» — и она…
— Я описываю, — начал он, — одно семейство…
богатое, которое живет, положим, в Москве и в котором есть, между прочим,
дочь — девушка умная и, как говорится, с душой, но светская.
Разве что у начальника твоего или у какого-нибудь знатного да
богатого вельможи разгорятся на тебя зубы и он захочет выдать за тебя
дочь — ну, тогда можно, только отпиши: я кое-как дотащусь, посмотрю, чтоб не подсунули так какую-нибудь, лишь бы с рук сбыть: старую девку или дрянь.
Явился как-то на зимовник молодой казак, Иван Подкопаев, нанялся в табунщики, оказался прекрасным наездником и вскоре стал первым помощником старика. Казак влюбился в хозяйскую
дочь, а та в него. Мать, видя их взаимность, хотела их поженить, но гордый отец мечтал ее видеть непременно за офицером, и были приезжавшие ремонтеры, которые не прочь бы жениться на
богатой коннозаводчице.
Сын был уже давно женат,
дочь тоже была замужем, и у каждого из них, в свою очередь, была семья. Оба были в полном расцвете сил и здоровья и,
богатые, счастливые, наслаждались всеми благами жизни.
(У самого генерал-лейтенанта было всего только полтораста душ и жалованье, кроме того знатность и связи; а всё богатство и Скворешники принадлежали Варваре Петровне, единственной
дочери одного очень
богатого откупщика.)
— Думаю, — быть бы мне
богатому, эх — женился бы на самой настоящей барыне, на дворянке бы, ей-богу, на полковницкой
дочери, примерно, любил бы ее — Господи! Жив сгорел бы около нее… Потому что, братцы, крыл я однова крышу у полковника на даче…
—
Дочери со мной делать нечего. Я — кто? Прачка. Какая я мать ей? Она — образованная, ученая. То-то, брат! И уехала от меня к
богатой подруге, в учительницы будто…
Мать ее была из рода Бактеевых и очень богата: она оставила
дочери девятьсот душ крестьян, много денег и еще более драгоценных вещей и серебра; после отца также получила она триста душ; итак она была
богатая сирота и будущая
богатая невеста.
Конечно, насчет моды Алена Евстратьевна, можно сказать, все произошла и могла поставить брагинский дом на настоящую точку, как в других
богатых домах все делается, но, с другой стороны, Татьяна Власьевна не могла никак простить
дочери, что по ее милости расстроилась свадьба Нюши и произошло изгнание Зотушки.
Он представлял себе, как вчера вечером и ночью отец и
дочь долго советовались, быть может, долго спорили и потом пришли к соглашению, что Юлия поступила легкомысленно, отказавши
богатому человеку.
Неприятность произошла от того, что Ирина должна была произнести на публичиом акте приветственные стихи попечителю на французском языке, а перед самым актом ее сменила другая девица,
дочь очень
богатого откупщика.
Такой красивый, такой молодец и струсил. С бубном стоит! Ха, ха, ха! Вот когда я обижена. Что я? Что я? Он плясун, а я что? Возьмите меня кто-нибудь! Я для него только жила, для него горе терпела. Я,
богатого купца
дочь, солдаткой хотела быть, в казармах с ним жить, а он!… Ах, крестный! Трудно мне… духу мне!., духу мне надо… а нет. Била меня судьба, била… а он… а он… добил. (Падает к Аристарху на руки).
— Богат ты… Яков умрет — еще
богаче будешь, все тебе откажет. Одна
дочь у него… и
дочь тебе же надо взять… Что она тебе крестовая и молочная — не беда! Женился бы… а то что так жить? Чай, таскаешься по девкам?
Ночевал я в Макарихе у Карповны, а утром уже вместе с Редькой обивал мебель у одного
богатого купца, выдававшего свою
дочь за доктора.
И вдруг ей самой пришло в голову еще совершенно иное соображение; соображение, ни одного раза не приходившее ей с самого первого дня ее вдовства: она вздумала, что ей самой еще всего тридцать пять лет и что она в этой своей поре даже и краше и притом втрое
богаче своей
дочери… Тридцать пять и пятьдесят, это гораздо ближе одно к другому, чем пятьдесят и шестнадцать; а как притом эта комбинация для графа и гораздо выгоднее, то не думает ли он, в самом деле, осчастливить ее своей декларацией?
Этo была одна из двух
дочерей когда-то очень
богатого, но разорившегося пензенского помещика.
Надежда Антоновна. Григорий Борисыч, но… ради Бога… Я откровенна только с вами, а для других мы пусть останемся
богатыми людьми. У меня
дочь, ей двадцать четыре года; подумайте, Григорий Борисыч!
Около средины лета приехала в мое соседство
богатая вдова Лидина, с двумя
дочерьми; она только что воротилась из Парижа и должна была, для приведения в порядок дел своих, прожить несколько лет в деревне.
По происхождению своему Татьяна Васильевна была
дочь некогда известного масона,
богача и скупца, и в молодости она до приторности сладким языком писала сентиментально-нравственные повести.
Выдать
дочь за
богача, за князя и за калеку, выдать украдкой от всех, воспользовавшись слабоумием и беззащитностью своего гостя, выдать воровским образом, как сказали бы враги Марьи Александровны, — было не только смело, но даже и дерзко.